Советский писатель с опасной фамилией
Роман Сенчин — о жизни и книгах Сергея Голицына
Сергей Голицын, сын князя и внук московского губернатора, с юности мечтал стать писателем и даже поступил на Высшие литературные курсы, но после Октябрьской революции вынужден был работать на стройках социализма. Тем не менее своей мечты он не оставил и в конце концов стал публиковать книги, преимущественно для детей и подростков. Как часто бывает, они были вполне интересны и взрослым. Подробнее о его жизни и творчестве рассказывает Роман Сенчин.
Помню, в советское время нам, пионерам, говорили, что Шереметевы и Шереметьевы, Меншиковы и Меньшиковы, в общем, люди с «опасными фамилиями», это не внуки и правнуки дворян-помещиков, а потомки крепостных, которых записывали так же, как и их владельцев.
Может, это и правда, но встречались и настоящие графы и князья. Вроде бы обычные советские люди, но с прошлым, которое стало открываться только в годы перестройки. Тогда появились и мемуары, а вернее, художественная автобиография Сергея Михайловича Голицына «Записки уцелевшего», и я узнал, что один из моих любимых писателей — князь, внук московского губернатора, сын предводителя дворянства. Так вот почему персонажи его повестей про пионеров так запросто произносят «изволь», «держать экзамен», «не угодно ли»...
В нашей семье было много книг, в том числе и так называемых детских. Большую их часть я так и не прочитал, рано увлекшись научно-популярной литературой, хрестоматиями по истории.
На томик Сергея Голицына «Сорок изыскателей. За березовыми книгами» клюнул из-за заманчивого названия — «березовые книги», это наверняка про что-то древнее, когда писали на бересте, — и вкусных иллюстраций Станислава Забалуева. До сих пор, открывая эту книгу 1969 года издания, поражаюсь, что картинки не мешают чтению, как случается очень часто, а наоборот — тянут узнать, какому эпизоду произведения они соответствуют.
Может быть, я нахожусь в плену своего первого, подросткового впечатления, но эти две повести и сегодня считаю лучшими в богатом и разнообразном наследии Голицына. Но наверное, причина писательской удачи — счастливо найденная фигура повествователя. Хотя Голицын такого повествователя не изобрел, а, скорее всего, позаимствовал, например у Герберта Уэллса, который любил рассказывать о необыкновенном от лица немолодого, не очень любопытного, флегматичного человека.
Так и в повестях Голицына: повествователь — отец семейства, «пожилой детский врач», жизнь его размеренна, встрясок и приключений он побаивается, но без них тоскует. И приключения его находят, и ему приходится отвечать не только за себя, но и за ребят, которые его в эти приключения втянули. Впрочем, кто за кого больше отвечает и кто кого выручает и спасает, еще вопрос... Голицын в этих повестях очень точно поймал психологию подростков — им приятно видеть слабоватого, неуклюжего, не очень быстро соображающего взрослого.
Ну и язык — вроде бы простой, неяркий, зато сразу вызывающий ощущение, что все это было на самом деле. Вот как начинается повесть «За березовыми книгами»:
Может, это и правда, но встречались и настоящие графы и князья. Вроде бы обычные советские люди, но с прошлым, которое стало открываться только в годы перестройки. Тогда появились и мемуары, а вернее, художественная автобиография Сергея Михайловича Голицына «Записки уцелевшего», и я узнал, что один из моих любимых писателей — князь, внук московского губернатора, сын предводителя дворянства. Так вот почему персонажи его повестей про пионеров так запросто произносят «изволь», «держать экзамен», «не угодно ли»...
В нашей семье было много книг, в том числе и так называемых детских. Большую их часть я так и не прочитал, рано увлекшись научно-популярной литературой, хрестоматиями по истории.
На томик Сергея Голицына «Сорок изыскателей. За березовыми книгами» клюнул из-за заманчивого названия — «березовые книги», это наверняка про что-то древнее, когда писали на бересте, — и вкусных иллюстраций Станислава Забалуева. До сих пор, открывая эту книгу 1969 года издания, поражаюсь, что картинки не мешают чтению, как случается очень часто, а наоборот — тянут узнать, какому эпизоду произведения они соответствуют.
Может быть, я нахожусь в плену своего первого, подросткового впечатления, но эти две повести и сегодня считаю лучшими в богатом и разнообразном наследии Голицына. Но наверное, причина писательской удачи — счастливо найденная фигура повествователя. Хотя Голицын такого повествователя не изобрел, а, скорее всего, позаимствовал, например у Герберта Уэллса, который любил рассказывать о необыкновенном от лица немолодого, не очень любопытного, флегматичного человека.
Так и в повестях Голицына: повествователь — отец семейства, «пожилой детский врач», жизнь его размеренна, встрясок и приключений он побаивается, но без них тоскует. И приключения его находят, и ему приходится отвечать не только за себя, но и за ребят, которые его в эти приключения втянули. Впрочем, кто за кого больше отвечает и кто кого выручает и спасает, еще вопрос... Голицын в этих повестях очень точно поймал психологию подростков — им приятно видеть слабоватого, неуклюжего, не очень быстро соображающего взрослого.
Ну и язык — вроде бы простой, неяркий, зато сразу вызывающий ощущение, что все это было на самом деле. Вот как начинается повесть «За березовыми книгами»:
«Я еще не помню такого нашествия московских школьников в нашу поликлинику, как этой весной. Никогда работа не казалась мне столь напряженной.
Ежедневно приходя на работу, я с ужасом оглядывал нетерпеливую толпу ребят, ожидавших меня. С каждым днем их являлось все больше и больше...
Я надевал белый халат и начинал прием. То мальчики, то девочки появлялись в моем кабинете, смущенно раздевались, складывали кучкой одежду и нерешительно подходили ко мне.
Румяные щеки, налитые мускулы, крепкие грудные клетки неоспоримо доказывали, что все эти непоседы абсолютно здоровы, однако им нужны были справки о здоровье... Зачем?
Все они страстно, неудержимо мечтали куда-нибудь уехать на лето из Москвы.
Раздавая десятками справки, я наслушался столько волнующих, интересных рассказов о будущих путешествиях на Волгу, на Кавказ, на раскопки курганов, об экспедициях за редкими минералами, что не выдержал и начал остро завидовать счастливцам.
А те, получив желанные бумажки, выскакивали на улицу и, наверное, тут же забывали обо мне.
Сын мой, Миша, улетал в вулканологическую экспедицию на Курильские острова, а дочка, шестиклассница Соня, собиралась в туристский поход в Крым.
И никому не было никакого дела, где я, пожилой детский врач, проведу свой летний отпуск. Неужели придется отправиться в подмосковный Дом отдыха? Это значит: с утра до вечера стучать в домино с чересчур болтливыми соседями или дремать с удочкой у заросшего тиной пруда...
Я поделился своими грустными мыслями с соседом по квартире, работником исторического архива Тычинкой.
Так его прозвал Миша за малый рост и небывалую худобу.
Пытливые глазки Тычинки ласково засветились сквозь толстые очки.
— Я вам давно хотел предложить одно дельце, — чуть улыбаясь, сказал он и тотчас же скрылся за дверью, а через десять минут легонько постучал в мою комнату.
— Не угодно ли взглянуть на сию статеечку? — Он показал тускло-зеленый журнал «Библиограф» за 1889 год. Полистав пожелтевшие от времени, пахучие страницы, он ткнул пальцем.
— «Об остатках библиотеки тринадцатого века», — прочел я заглавие.
Статья была о найденных автором в башне одного монастыря четырех рукописных книгах на пергаменте. На заглавных листах удалось прочесть, что эти книги принадлежали князю Василько Ростовскому.
— А кто такой был Василько? — робко спросил я.
— Василько был сыном Константина Мудрого — владельца самой богатой библиотеки того времени. В ней, кроме книг на пергаменте, несомненно, имелись также березовые книги».
Ну и как после этого «пожилому врачу» не отправиться на поиски библиотеки, а нам не прочитать об этих поисках?..
Термин «шестидесятники» размыт. Обычно шестидесятниками называют молодых людей, пришедших в культуру, науку, общественную жизнь с наступлением «оттепели», то есть в конце 1950-х. Но можно встретить в перечислении шестидесятников и людей старших поколений. Окуджава, Солженицын, Слуцкий, Галич, Гранин, даже Шаламов. В этом случае и Сергей Голицын, родившийся в 1909 году, вполне подходит под определение шестидесятника — его писательский талант, свежий, романтический, раскрылся как раз в конце 50-х — начале 60-х.
А что было до этого?
Сергей Михайлович Голицын появился на свет в селе Бучалки Епифанского уезда Тульской губернии в родовом имении Голицыных, в семье юриста, земского деятеля князя Михаила Владимировича Голицына и Анны Сергеевны Голицыной, в девичестве Лопухиной. В семье было двое сыновей и пять дочерей.
Термин «шестидесятники» размыт. Обычно шестидесятниками называют молодых людей, пришедших в культуру, науку, общественную жизнь с наступлением «оттепели», то есть в конце 1950-х. Но можно встретить в перечислении шестидесятников и людей старших поколений. Окуджава, Солженицын, Слуцкий, Галич, Гранин, даже Шаламов. В этом случае и Сергей Голицын, родившийся в 1909 году, вполне подходит под определение шестидесятника — его писательский талант, свежий, романтический, раскрылся как раз в конце 50-х — начале 60-х.
А что было до этого?
Сергей Михайлович Голицын появился на свет в селе Бучалки Епифанского уезда Тульской губернии в родовом имении Голицыных, в семье юриста, земского деятеля князя Михаила Владимировича Голицына и Анны Сергеевны Голицыной, в девичестве Лопухиной. В семье было двое сыновей и пять дочерей.
Слева: княгиня А.С. Голицына с Соней, Владимиром, Сережей (на руках) и Линой, 1909. Справа: Сережа Голицын, 1911. Из книги С.М. Голицына «Записки уцелевшего». М.: Никея, 2016
Октябрьская революция застала Голицыных в Москве, и в книге «Записки уцелевшего» подробно рассказывается, как жилось им в Белокаменной, во флигелях реквизированных усадеб, крестьянских избах во время Гражданской войны. Рассказывается без ожесточения, без звенящей обиды; автор явно хочет быть объективным, беспристрастным. На первой же странице он дает и себе, и нам такую установку: «Буду стараться писать объективно, как летописец, „добру и злу внимая равнодушно”, буду передавать факты, надеясь в первую очередь на свою память. А выводы пусть сделают историки XXI века». Впрочем, беспросветная тьма не царствовала — случались даже балы, лето на даче...
К писательству у Голицына лежала душа с ранней юности. После школы по настоянию родителей он попытался поступить на биологический факультет Московского университета, учился на бухгалтерских курсах, ходил на лекции вольнослушателем, подрабатывал чертежником карт, но в итоге сдал экзамены на Высшие литературные курсы, которые через два года были закрыты — слишком много «бывших» там училось. Жуковские, Гагарины, Дурново...
Летом 1928-го Голицын со своим другом совершил первое большое путешествие — по Русскому Северу. Позже походы, путешествия станут главной темой Голицына-писателя.
Вскоре после закрытия курсов его арестовали по ордеру, подписанному Ягодой. Обыск в квартире ничего не дал, допросы — тоже. Через несколько дней он был освобожден. На прощание следователь посоветовал: «Сейчас по всей стране началось грандиозное строительство. А вы фокстроты танцуете. Вам следует включиться в общенародный созидательный процесс. Мой вам совет: уезжайте, уезжайте из Москвы на одну из строек, усердным трудом вы докажете свою приверженность Советской власти».
Голицын внял совету и с тех пор началось его кочевание по стройкам социализма. Пригодилась специальность, полученная в школе: последние два класса были преобразованы в землемерно-таксаторские курсы. Работал Голицын и на юге страны, и в Горной Шории, на строительстве Куйбышевской ГЭС... Увольнения, болезни, угрозы ареста. Но, как заметил он в книге «Записки уцелевшего»: «Могу сказать: в течение моей жизни благодаря различным чудесным совпадениям мне поразительно везло».
После очередного увольнения он написал книгу «Хочу быть топографом». Написал не просто так, а по заказу. В «ГОНТИ» («Государственное объединенное научно-техническое издательство») был план научно-популярных книг, предназначенных для детей. Автора для книги «Топография школьнику» найти никак не могли, и тогда брат Сергея Михайловича Владимир, книжный иллюстратор, предложил попробовать написать книжку ему. «Хочу быть топографом» вышла в 1936-м.
К писательству у Голицына лежала душа с ранней юности. После школы по настоянию родителей он попытался поступить на биологический факультет Московского университета, учился на бухгалтерских курсах, ходил на лекции вольнослушателем, подрабатывал чертежником карт, но в итоге сдал экзамены на Высшие литературные курсы, которые через два года были закрыты — слишком много «бывших» там училось. Жуковские, Гагарины, Дурново...
Летом 1928-го Голицын со своим другом совершил первое большое путешествие — по Русскому Северу. Позже походы, путешествия станут главной темой Голицына-писателя.
Вскоре после закрытия курсов его арестовали по ордеру, подписанному Ягодой. Обыск в квартире ничего не дал, допросы — тоже. Через несколько дней он был освобожден. На прощание следователь посоветовал: «Сейчас по всей стране началось грандиозное строительство. А вы фокстроты танцуете. Вам следует включиться в общенародный созидательный процесс. Мой вам совет: уезжайте, уезжайте из Москвы на одну из строек, усердным трудом вы докажете свою приверженность Советской власти».
Голицын внял совету и с тех пор началось его кочевание по стройкам социализма. Пригодилась специальность, полученная в школе: последние два класса были преобразованы в землемерно-таксаторские курсы. Работал Голицын и на юге страны, и в Горной Шории, на строительстве Куйбышевской ГЭС... Увольнения, болезни, угрозы ареста. Но, как заметил он в книге «Записки уцелевшего»: «Могу сказать: в течение моей жизни благодаря различным чудесным совпадениям мне поразительно везло».
После очередного увольнения он написал книгу «Хочу быть топографом». Написал не просто так, а по заказу. В «ГОНТИ» («Государственное объединенное научно-техническое издательство») был план научно-популярных книг, предназначенных для детей. Автора для книги «Топография школьнику» найти никак не могли, и тогда брат Сергея Михайловича Владимир, книжный иллюстратор, предложил попробовать написать книжку ему. «Хочу быть топографом» вышла в 1936-м.
С.М. Голицын с женой и сыновьями, 1939. Из книги С.М. Голицына «Записки уцелевшего». М.: Редакция Встреча, 2016
«Честно говоря, мне ею нечего гордиться. Но зато с нее начинался мой литературный стаж, много лет спустя она мне пригодилась для оформления пенсии. После войны ее дважды переиздавали в Детгизе, и я даже получил за нее премию, кстати, единственную в своей жизни».
Но дальше начались неудачи: «Понес я в ОНТИ заявку на следующую книгу „История дорог”, начиная с Персии и Ассирии, но мне сказали, что редакция для юношества ликвидирована, Берман перешел на другую работу. Толкнулся я в издательство „Молодая гвардия”, но там мне ответили, что тема моей заявки неактуальна, и отказали».
Голицыну симпатизировал писатель Борис Житков, даже отвез в журнал «Чиж» два его рассказа. «Я все ждал ответа, а потом узнал, что редактора „Чижа и Ежа” — Олейникова посадили, решил, что рассказы пропали. А много позднее мне прислали письмо в Дмитров на адрес родителей, что мои рассказы обнаружены в архиве журнала „Чиж”, спрашивали меня, кто я такой, и оба рассказа — „Олененок” и „Чайник” были напечатаны в 1940 году».
Незадолго до начала войны Голицын написал пьесу «Московская квартира», работу над которой продолжал и после Победы. Мечтал, что ее поставят в Малом театре, давал читать актеру Игорю Ильинскому. «Восемь лет я мучился с пьесой, столько времени потерял зря, в конце концов рукопись сжег!»
В 1946–1948 годах написал воспоминания о войне «Записки беспогонника» (с 1941-го до 1946 года Голицын служил в военно-строительном отряде), которые были опубликованы только 1990-х. В 1953-м вышла полностью переработанная книга «Хочу быть топографом», а в 1959-м издана повесть «Сорок изыскателей», которая принесла автору настоящую известность.
«Сорок изыскателей» появилась именно в нужное время — когда у людей возникла потребность в походах, странствиях, манили новые места, появился острый интерес к прошлому. Романтические были годы, и повесть Голицына стала их яркой иллюстрацией.
Но дальше начались неудачи: «Понес я в ОНТИ заявку на следующую книгу „История дорог”, начиная с Персии и Ассирии, но мне сказали, что редакция для юношества ликвидирована, Берман перешел на другую работу. Толкнулся я в издательство „Молодая гвардия”, но там мне ответили, что тема моей заявки неактуальна, и отказали».
Голицыну симпатизировал писатель Борис Житков, даже отвез в журнал «Чиж» два его рассказа. «Я все ждал ответа, а потом узнал, что редактора „Чижа и Ежа” — Олейникова посадили, решил, что рассказы пропали. А много позднее мне прислали письмо в Дмитров на адрес родителей, что мои рассказы обнаружены в архиве журнала „Чиж”, спрашивали меня, кто я такой, и оба рассказа — „Олененок” и „Чайник” были напечатаны в 1940 году».
Незадолго до начала войны Голицын написал пьесу «Московская квартира», работу над которой продолжал и после Победы. Мечтал, что ее поставят в Малом театре, давал читать актеру Игорю Ильинскому. «Восемь лет я мучился с пьесой, столько времени потерял зря, в конце концов рукопись сжег!»
В 1946–1948 годах написал воспоминания о войне «Записки беспогонника» (с 1941-го до 1946 года Голицын служил в военно-строительном отряде), которые были опубликованы только 1990-х. В 1953-м вышла полностью переработанная книга «Хочу быть топографом», а в 1959-м издана повесть «Сорок изыскателей», которая принесла автору настоящую известность.
«Сорок изыскателей» появилась именно в нужное время — когда у людей возникла потребность в походах, странствиях, манили новые места, появился острый интерес к прошлому. Романтические были годы, и повесть Голицына стала их яркой иллюстрацией.
С.М. Голицын с женой Клавдией Михайловной, 1960-е. Из книги С.М. Голицына «Записки уцелевшего». М.: Редакция Встреча, 2016
Новые повести, очерки, биографии известных людей посыпались как из рога изобилия. «Городок сорванцов», «За березовыми книгами», «Страшный Крокозавр», «Сказания о белых камнях», «Тайна старого Радуля», «Слово о мудром мастере. Повесть о художнике В. А. Фаворском»... Поражает работоспособность пожилого человека. Но, видимо, давала силы накопленная энергия задуманных два-три десятилетия назад произведений...
Умер Сергей Голицын в ноябре 1989-го, редактируя «Записки уцелевшего». Книги его продолжают переиздаваться. В 2017 году вышло собрание сочинений в двух томах, в этом — отдельными изданиями повести «Городок сорванцов» и «Сорок изыскателей». Мало кому из авторов книг «для детей и подростков» сопутствует такая долгая популярность. Впрочем, именно ли для детей и подростков писал Сергей Голицын? Скорее, и для них в том числе. В этом я, пятидесятилетний дяденька, в последние месяцы смог убедиться: открыл одну книгу — и не смог оторваться, пока не прочитал все, что сумел найти. И чувствовал себя во время чтения одновременно и взрослым, и подростком. Это чудо может сотворить только большой талант.
Умер Сергей Голицын в ноябре 1989-го, редактируя «Записки уцелевшего». Книги его продолжают переиздаваться. В 2017 году вышло собрание сочинений в двух томах, в этом — отдельными изданиями повести «Городок сорванцов» и «Сорок изыскателей». Мало кому из авторов книг «для детей и подростков» сопутствует такая долгая популярность. Впрочем, именно ли для детей и подростков писал Сергей Голицын? Скорее, и для них в том числе. В этом я, пятидесятилетний дяденька, в последние месяцы смог убедиться: открыл одну книгу — и не смог оторваться, пока не прочитал все, что сумел найти. И чувствовал себя во время чтения одновременно и взрослым, и подростком. Это чудо может сотворить только большой талант.