1.
У одного крестьянина были сын и маленькая дочка, Зяблик и Забава. Отец думал, что сын ему будет помощником, а дочь — матери, но вышло по-другому. Парню уже четырнадцатый год шёл, а он всё вертелся у печки и охотнее хватался за горячий пирог, чем за соху. Но хотя и ел за двоих, а рос слабосильным и всегда зябнул. Высунет нос из овчинного полушубка и опять в воротник спрячется.
А народ у нас смешливый, вот и прозвали его Зябликом.
Ну, а Забава не отходила от отца ни дома, ни в поле.
И всё старалась чем-нибудь помочь ему. Завтрак на пашню принесёт, лошадь в ручье напоит или ещё какую работу сделает, что ей по силам.
— Ты, доченька, моя правая рука! — хвалил её отец.
Забава покраснеет от удовольствия, всё лицо её будто зорька осветит, а большая тёмная родинка на щеке станет ещё темнее — словно спелая вишня. Росла девочка весёлой, как полевой жаворонок, и щебетала, почти не умолкая.
— Батюшка,— говорила она,— вот в доме у нас живёт домовой, в лесу леший, в реке — водяной. Даже в огороде стоит пугало огородное. А кто в поле живёт?
— В поле, Забавушка, Житный Дед живёт.
— А какой он?
Разный... Весной, когда хлеб только взойдёт, и Жит ный Дед бывает совсем маленький: бегает по полю в зелёной рубашонке да с сусликами в прятки играет. Станут хлеба колос вымётывать — и у Житного Деда отрастут ячменные усы да овсяная борода. А подойдёт жатва — и волосы его становятся золотыми. В это время чаще всего люди и видят его. Стоит где-нибудь на краю поля этакий пшеничный снопок, подпоясанный витым ремешком. Брови — точно колоски. А из-под них поглядывают на людей два голубых василька.
— Вот бы увидать его! — вздыхала девочка.
— Ещё увидим! — обнадёживал её отец.— Мы ведь с то бой часто в поле бываем.
Но словам его не суждено было сбыться: весной он за болел скоротечной болезнью и умер. Умерла и мать, которая ухаживала за ним. Сильно горевали Зяблик с Забавой, но жить надо. Кое-как наладил брат соху и борону, вспахал поле и задумался: кто будет сеять? Дело это не простое, а сам он при жизни отца не удосужился научиться. Сосе дей позвать — у них своих забот хватает.
— Зяблик, давай я буду сеять! — вызвалась сестра.
— Ты мала ещё, Забавушка...
— Ничего, я с батюшкой однажды сеяла.
Подумал-подумал брат, приладил ей маленькое лукошко через плечо — и пошла Забава по пашне. Махнёт она рукой направо, махнёт налево и слышит, как рука её приговаривает:
— Ух, ух, хлебный дух!
— Ты что там приговариваешь? — кричит ей с межи Зяблик.
— Это, братец, не я. Это моя рука приговаривает...
Улыбнулся Зяблик: забавляется сестричка. Ну что ж, её и зовут Забава. А девчонка-то правду сказала. Махнёт она рукой раз, махнёт два, а рука всё приговаривает:
— Ух, ух, хлебный дух!
Остановилась Забава, разглядывает свою ладошку, а к ней прилипло пшеничное зерно. Пригляделась ещё получше, а это малюсенький человечек!
— Ты кто? — Забава шепчет.
— Я? Житный Дед!
Соскочил Житный Дед на пашню и пропал. Пойди, найди его среди других зёрен!
Рассказала Забава про Житного Деда брату, а он по смеялся над ней:
— Выдумываешь ты всё...
Хлеба в тот год они собрали много, на отличку от всех.
— Это Житный Дед ребятам помогает,— говорили люди.— Да и как не помочь: сироты ведь...
А Зяблик заважничал. Ему казалось, что не такое уж это трудное дело — растить хлеб. Никогда раньше он поле не пахал, а взялся и вон какой урожай вырастил.
— Да я на следующий год в два раза больше хлеба со беру!— хвастался он.
Но люди его одёрнули:
— Не задавайся, дружок. Житный Дед не любит хвастунов. Услышит — намаешься потом в поле...
— Да что он мне сделает, этот ваш Житный Дед?
— Он всё может. Такую шутку с тобой учудит, что всю жизнь будешь вспоминать да покряхтывать.
Но что Зяблику добрые советы? Он сам себе голова!
А тут ещё весной опять ему привалило счастье: сразу же после сева прошёл хороший дождик, и пшеница ходко по шла в рост. Ходит Зяблик по полю, а вокруг него жаворонки да перепёлки летают, мыши шмыгают, суслики свистят... «Это сколько же я дармоедов кормлю!» — удивился он.
Одолела парня жадность. По совету одной бабы-ведуньи, неудавшейся колдуньи, он в лунную ночь накопал кореньев дурмана, набрал цветов белены, разыскал в лесу старую шкуру змеи, всё это сварил и в полночь отнёс ушат с отва ром на своё поле. Когда возвращался, услыхал сзади чей-то обиженный голос: «Ух, ух, ядовитый дух... Худо будет, худо!» Но Зяблику так хотелось спать, что он решил, будто всё это ему почудилось.
Утром на поле выпала ядовитая роса, от которой завяли синие васильки и жёлтая сурепка, разбежались суслики и мыши, улетели перепёлки и жаворонки. Поле стало чистое, как гребешком прочёсанное. И пшеница выросла на диво: каждая соломинка в палец толщиной. А уж про колос и говорить не приходится: на ладонь положишь, так и тянет к земле, словно копилка с золотыми монетами. Люди прямо диву давались на такие чудеса!
А Зяблик ещё больше заважничал, и убирать урожай нанял подёнщиков. За работу было чем расплатиться — отбор ным зерном. Когда смололи пшеницу и напекли пирогов, хозяйки не могли на них нарадоваться: такие пышные да румяные, сами в рот просятся. Но потом люди заметили, что пиро ги эти не давали сытости. Съешь хоть целый короб, живот ста нет как барабан, а всё будешь голодный...
— Вот она, шутка Житного Деда! —судачили люди.— Это он сделал хлеб у Зяблика пустым.
— Нет, Житный Дед не жестокий,— говорили другие, более мудрые.— Выжил его Зяблик со своего поля, вот в чём беда. Хотел от сусликов и перепёлок избавиться, а с ними и Житный Дед ушёл...
Плохо пришлось бы в тот год Зяблику с сестрой, если бы не соседи: они поделились с ними своим хлебом. Обыкновенным, ржаным, выращенным без всяких хитростей.
2
После истории с «пустыми» пирогами Зяблик решил уйти из деревни. «Хуже других быть не хочется,— размышлял он,— а стать первым в крестьянском деле, оказывает ся, не так-то просто...» С большой неохотой он в последний раз вспахал и засеял поле и собрался в путь. Сестре сказал, что отправляется в леса собирать ягоды, орехи, мёд диких пчёл. Сел на лошадь, выехал на дорогу, оглянулся на все четыре стороны, вздохнул свободно и засмеялся. Ему ка залось, что он уезжает навсегда.
Когда проезжал мимо своего поля, увидал Житного Деда.
— ’Прощай! — весело махнул ему Зяблик рукой.
Житный Дед тоже взмахнул рукой — и прицепился к па реньку на рукав усатый колосок. Заметил его Зяблик уже за деревней. Хотел стряхнуть, да раздумал и сунул в нагрудный карман. И забыл о нём.
Ехал Зяблик от села к селу вольный как птица. А кру гом люди работают: новые избы рубят, мосты наводят, тра ву косят, стога метают.
— Помоги сено перевезти,— просили его.— У тебя же конь!
И Зяблик помогал.
В другом месте ещё что-нибудь попросят сделать. Заработает конь себе на овёс, а Зяблику на пироги — и дальше поедут. А настанет ночь, любой зелёный пригорок — по стель, вместо подушки — кулак под головой. Дождик умоет, солнце обсушит, ветер кудри расчешет — красота!
К осени приехал Зяблик на ярмарку. Никогда ещё не ви дел он сразу столько народу! И все что-нибудь или покупают или продают. А Зяблику покупать не на что и продать, кроме коня, нечего. И он продал коня.
Забренчали в кармане денежки, и закружила Зяблика весёлая жизнь, словно ярмарочная карусель. День да ночь — сутки прочь!
Купил он себе новые сапоги, такие блестящие, что встречные девушки смотрелись в них, словно в зеркало, ку пил шляпу с павлиньим пером — и стал заправским щёголем. Ночевал уже не под открытым небом, а на постоялом дво ре, в самой лучшей комнате, на пуховой перине.
Одно мешало ему гулять-веселиться: что-то царапало в левой стороне груди, точно заноза какая. Сунулся Зяблик в нагрудный карман, а там колосок! Тот самый, что прицепил ему на рукав Житный Дед.
Выкинул его Зяблик, а колосок опять в кармане оказался.
Что только он с ним не делал! И в речку бросал, и кам нем придавливал, и подкидывал курам, чтобы расклевали, но колосок неизменно оказывался в кармане. Тогда Зяблик продал его вместе с пиджаком. Купил себе новый пиджак, стал примерять, глядит — а колосок опять с ним! Высунул из кармашка свои колючие усы и словно бы усмехается.
Пришло время — ярмарка закончилась, люди разъехались. И у Зяблика денежки из кармана разлетелись, словно мелкие пташки. А тут ещё оказалось, что он много задолжал хозяину постоялого двора: лучшая комната да пуховая пе рина стоят недёшево. Отдал ему Зяблик сапоги и новый пиджак с колоском в придачу, нахлобучил поглубже шляпу и ушел, куда глаза глядят.
Идёт по осенней дороге, проголодался. «Дойду до бли жайшей деревни,— думает Зяблик,— и обменяю шляпу с павлиньим пером на хлеб. А с хлебом не пропаду...»
И вдруг ему послышалась песенка, какую у них в деревне поют малые ребята:
-- Дедушка, дедушка, Житный Дед! Принеси нам хлебушка на обед...
Удивился Зяблик: рядом никого нет, а песенка так и звучит в ушах. «Наверное, мне это с голоду померещилось,— думает.— Хорошо бы хоть колосок найти, зёрнышек пожевать...» Но в окрестных полях пусто, весь урожай люди давно убрали. Присел он на краю поля отдохнуть, снял шляпу, глядит, а на ней вместо павлиньего пера пшеничный колосок! Обрадовался ему Зяблик, как родному человеку. Вспомнил он свою деревню, Забаву, подумал, как-то она там одна управляется, и решил вернуться домой.
3
В середине июня бывает «зелёная неделя», во время которой стоят самые длинные дни в году и самые светлые ночи. Ещё её называют «русалья неделя». В старину всю «зелёную неделю» девушки ходили в лес, плели венки, пели песни и водили хороводы. Они были похожи на лесных русалок.
Однажды отправилась в лес со взрослыми девушками и Забава. Шла-шла, да устала и свернула на батюшкино поле. А там и пшеницы не видать — один осот да колючий чертополох. Вдруг слышит чей-то ворчливый голос:
— Ух, ух, травяной дух...
Оглянулась — а в сорняках сидит Житный Дед, колючки из бороды выбирает.
— Забава, умой меня! — говорит.
Принесла девочка воды из родника, стала умывать Житного Деда, а с неба вдруг как хлынет дождик! Вымокла она до нитки, а Житный Дед её не отпускает от себя, привередничает:
— Забава, расчеши мне бороду!
Борода у него наполовину соломенная, наполовину травяная. И так свалялась, что её граблями не расчешешь. Забава все пальцы исколола, но разобрала Житному Деду бороду по прядочкам, в кольца её завила. Ему это понравилось, он и давай в ладоши хлопать да через голову кувыркаться. А сам всё приговаривает:
— Ух, ух, соломенный дух!
И из бороды травинки выдёргивает, а соломинки оставляет. Кувыркался, кувыркался — и пропал. Глядит Забава, а пшеница стала чистая-чистая, куда и сорняки подевались, будто кто их выполол. Только кое-где мелькают в ней васильки, синие-синие...
Пришла пора убирать урожай, а брат всё не возвращается. Разыскала Забава батюшкин серп и пошла в поле. Целый день жала пшеницу и вязала снопы. Жалко соседям девочку, но каждый спешил сначала на своём поле управиться. Дали добрые люди ей лошадь, чтобы снопы на ток перевезти, а тут ночь. Да такая тёмная, ни зги не видать. В темноте и вынырнул откуда-то Житный Дед. Бегает босиком по колючей жниве и в ладоши хлопает:
— Ух, ух, хлебный дух!
Потом взял у Забавы серп и закинул в небо. Зацепился серп за облако, превратился в молодой месяц — светлынь в поле! Сложила Забава на телегу снопы, глядит, а Житный Дед уже на возу. Фыркал, фыркал — и уснул. Так, сонного, и перенесла его Забава в избу, положила на лавку. Утром посмотрела, а на лавке вместо Житного Деда пшеничный сноп лежит. Долго не трогала его Забава, а потом обмолотила и ссыпала зерно в общий закром.
Научилась она и хлебы печь. На вид они были неказистые, но зато съешь кусочек — и сыт.
4
«Где-то сейчас Зяблик? — часто вспоминала Забава.— Может, и поесть ему нечего... Возвращался бы домой!»
Как-то уже глубокой осенью выглянула она в окно — и увидала брата. Был он разутый, раздетый, но шагал бодро и даже напевал незатейливую ребячью песенку:
-- Дедушка, дедушка, Житный Дед,
Принеси нам хлебушка на обед!
А на голове его была шляпа с пером жар-птицы! И только когда Зяблик вошёл в дом, Забава разглядела, что это не перо, а обыкновенный пшеничный колосок.
Больше брат и сестра не разлучались. Как и все деревенские люди, они работали в поле, растили хлеб. И если встречали Житного Деда, то всегда с ним раскланивались: Забава — приветливо, Зяблик — почтительно.
А ещё Зяблик после уборки урожая всегда собирал оброненные колоски. Походит по опустевшему полю, и, глядишь, ещё целый сноп наберёт.
Может быть, с тех пор и появился в народе обычай — последний сноп с поля приносить домой. Его ставят в горнице, в передний угол. Говорят, в этом снопе Житный Дед и зимует. За зиму он так съёжится, что станет не больше пшеничного зерна. А весной просыпается и начинает свою жизнь сначала...
У одного крестьянина были сын и маленькая дочка, Зяблик и Забава. Отец думал, что сын ему будет помощником, а дочь — матери, но вышло по-другому. Парню уже четырнадцатый год шёл, а он всё вертелся у печки и охотнее хватался за горячий пирог, чем за соху. Но хотя и ел за двоих, а рос слабосильным и всегда зябнул. Высунет нос из овчинного полушубка и опять в воротник спрячется.
А народ у нас смешливый, вот и прозвали его Зябликом.
Ну, а Забава не отходила от отца ни дома, ни в поле.
И всё старалась чем-нибудь помочь ему. Завтрак на пашню принесёт, лошадь в ручье напоит или ещё какую работу сделает, что ей по силам.
— Ты, доченька, моя правая рука! — хвалил её отец.
Забава покраснеет от удовольствия, всё лицо её будто зорька осветит, а большая тёмная родинка на щеке станет ещё темнее — словно спелая вишня. Росла девочка весёлой, как полевой жаворонок, и щебетала, почти не умолкая.
— Батюшка,— говорила она,— вот в доме у нас живёт домовой, в лесу леший, в реке — водяной. Даже в огороде стоит пугало огородное. А кто в поле живёт?
— В поле, Забавушка, Житный Дед живёт.
— А какой он?
Разный... Весной, когда хлеб только взойдёт, и Жит ный Дед бывает совсем маленький: бегает по полю в зелёной рубашонке да с сусликами в прятки играет. Станут хлеба колос вымётывать — и у Житного Деда отрастут ячменные усы да овсяная борода. А подойдёт жатва — и волосы его становятся золотыми. В это время чаще всего люди и видят его. Стоит где-нибудь на краю поля этакий пшеничный снопок, подпоясанный витым ремешком. Брови — точно колоски. А из-под них поглядывают на людей два голубых василька.
— Вот бы увидать его! — вздыхала девочка.
— Ещё увидим! — обнадёживал её отец.— Мы ведь с то бой часто в поле бываем.
Но словам его не суждено было сбыться: весной он за болел скоротечной болезнью и умер. Умерла и мать, которая ухаживала за ним. Сильно горевали Зяблик с Забавой, но жить надо. Кое-как наладил брат соху и борону, вспахал поле и задумался: кто будет сеять? Дело это не простое, а сам он при жизни отца не удосужился научиться. Сосе дей позвать — у них своих забот хватает.
— Зяблик, давай я буду сеять! — вызвалась сестра.
— Ты мала ещё, Забавушка...
— Ничего, я с батюшкой однажды сеяла.
Подумал-подумал брат, приладил ей маленькое лукошко через плечо — и пошла Забава по пашне. Махнёт она рукой направо, махнёт налево и слышит, как рука её приговаривает:
— Ух, ух, хлебный дух!
— Ты что там приговариваешь? — кричит ей с межи Зяблик.
— Это, братец, не я. Это моя рука приговаривает...
Улыбнулся Зяблик: забавляется сестричка. Ну что ж, её и зовут Забава. А девчонка-то правду сказала. Махнёт она рукой раз, махнёт два, а рука всё приговаривает:
— Ух, ух, хлебный дух!
Остановилась Забава, разглядывает свою ладошку, а к ней прилипло пшеничное зерно. Пригляделась ещё получше, а это малюсенький человечек!
— Ты кто? — Забава шепчет.
— Я? Житный Дед!
Соскочил Житный Дед на пашню и пропал. Пойди, найди его среди других зёрен!
Рассказала Забава про Житного Деда брату, а он по смеялся над ней:
— Выдумываешь ты всё...
Хлеба в тот год они собрали много, на отличку от всех.
— Это Житный Дед ребятам помогает,— говорили люди.— Да и как не помочь: сироты ведь...
А Зяблик заважничал. Ему казалось, что не такое уж это трудное дело — растить хлеб. Никогда раньше он поле не пахал, а взялся и вон какой урожай вырастил.
— Да я на следующий год в два раза больше хлеба со беру!— хвастался он.
Но люди его одёрнули:
— Не задавайся, дружок. Житный Дед не любит хвастунов. Услышит — намаешься потом в поле...
— Да что он мне сделает, этот ваш Житный Дед?
— Он всё может. Такую шутку с тобой учудит, что всю жизнь будешь вспоминать да покряхтывать.
Но что Зяблику добрые советы? Он сам себе голова!
А тут ещё весной опять ему привалило счастье: сразу же после сева прошёл хороший дождик, и пшеница ходко по шла в рост. Ходит Зяблик по полю, а вокруг него жаворонки да перепёлки летают, мыши шмыгают, суслики свистят... «Это сколько же я дармоедов кормлю!» — удивился он.
Одолела парня жадность. По совету одной бабы-ведуньи, неудавшейся колдуньи, он в лунную ночь накопал кореньев дурмана, набрал цветов белены, разыскал в лесу старую шкуру змеи, всё это сварил и в полночь отнёс ушат с отва ром на своё поле. Когда возвращался, услыхал сзади чей-то обиженный голос: «Ух, ух, ядовитый дух... Худо будет, худо!» Но Зяблику так хотелось спать, что он решил, будто всё это ему почудилось.
Утром на поле выпала ядовитая роса, от которой завяли синие васильки и жёлтая сурепка, разбежались суслики и мыши, улетели перепёлки и жаворонки. Поле стало чистое, как гребешком прочёсанное. И пшеница выросла на диво: каждая соломинка в палец толщиной. А уж про колос и говорить не приходится: на ладонь положишь, так и тянет к земле, словно копилка с золотыми монетами. Люди прямо диву давались на такие чудеса!
А Зяблик ещё больше заважничал, и убирать урожай нанял подёнщиков. За работу было чем расплатиться — отбор ным зерном. Когда смололи пшеницу и напекли пирогов, хозяйки не могли на них нарадоваться: такие пышные да румяные, сами в рот просятся. Но потом люди заметили, что пиро ги эти не давали сытости. Съешь хоть целый короб, живот ста нет как барабан, а всё будешь голодный...
— Вот она, шутка Житного Деда! —судачили люди.— Это он сделал хлеб у Зяблика пустым.
— Нет, Житный Дед не жестокий,— говорили другие, более мудрые.— Выжил его Зяблик со своего поля, вот в чём беда. Хотел от сусликов и перепёлок избавиться, а с ними и Житный Дед ушёл...
Плохо пришлось бы в тот год Зяблику с сестрой, если бы не соседи: они поделились с ними своим хлебом. Обыкновенным, ржаным, выращенным без всяких хитростей.
2
После истории с «пустыми» пирогами Зяблик решил уйти из деревни. «Хуже других быть не хочется,— размышлял он,— а стать первым в крестьянском деле, оказывает ся, не так-то просто...» С большой неохотой он в последний раз вспахал и засеял поле и собрался в путь. Сестре сказал, что отправляется в леса собирать ягоды, орехи, мёд диких пчёл. Сел на лошадь, выехал на дорогу, оглянулся на все четыре стороны, вздохнул свободно и засмеялся. Ему ка залось, что он уезжает навсегда.
Когда проезжал мимо своего поля, увидал Житного Деда.
— ’Прощай! — весело махнул ему Зяблик рукой.
Житный Дед тоже взмахнул рукой — и прицепился к па реньку на рукав усатый колосок. Заметил его Зяблик уже за деревней. Хотел стряхнуть, да раздумал и сунул в нагрудный карман. И забыл о нём.
Ехал Зяблик от села к селу вольный как птица. А кру гом люди работают: новые избы рубят, мосты наводят, тра ву косят, стога метают.
— Помоги сено перевезти,— просили его.— У тебя же конь!
И Зяблик помогал.
В другом месте ещё что-нибудь попросят сделать. Заработает конь себе на овёс, а Зяблику на пироги — и дальше поедут. А настанет ночь, любой зелёный пригорок — по стель, вместо подушки — кулак под головой. Дождик умоет, солнце обсушит, ветер кудри расчешет — красота!
К осени приехал Зяблик на ярмарку. Никогда ещё не ви дел он сразу столько народу! И все что-нибудь или покупают или продают. А Зяблику покупать не на что и продать, кроме коня, нечего. И он продал коня.
Забренчали в кармане денежки, и закружила Зяблика весёлая жизнь, словно ярмарочная карусель. День да ночь — сутки прочь!
Купил он себе новые сапоги, такие блестящие, что встречные девушки смотрелись в них, словно в зеркало, ку пил шляпу с павлиньим пером — и стал заправским щёголем. Ночевал уже не под открытым небом, а на постоялом дво ре, в самой лучшей комнате, на пуховой перине.
Одно мешало ему гулять-веселиться: что-то царапало в левой стороне груди, точно заноза какая. Сунулся Зяблик в нагрудный карман, а там колосок! Тот самый, что прицепил ему на рукав Житный Дед.
Выкинул его Зяблик, а колосок опять в кармане оказался.
Что только он с ним не делал! И в речку бросал, и кам нем придавливал, и подкидывал курам, чтобы расклевали, но колосок неизменно оказывался в кармане. Тогда Зяблик продал его вместе с пиджаком. Купил себе новый пиджак, стал примерять, глядит — а колосок опять с ним! Высунул из кармашка свои колючие усы и словно бы усмехается.
Пришло время — ярмарка закончилась, люди разъехались. И у Зяблика денежки из кармана разлетелись, словно мелкие пташки. А тут ещё оказалось, что он много задолжал хозяину постоялого двора: лучшая комната да пуховая пе рина стоят недёшево. Отдал ему Зяблик сапоги и новый пиджак с колоском в придачу, нахлобучил поглубже шляпу и ушел, куда глаза глядят.
Идёт по осенней дороге, проголодался. «Дойду до бли жайшей деревни,— думает Зяблик,— и обменяю шляпу с павлиньим пером на хлеб. А с хлебом не пропаду...»
И вдруг ему послышалась песенка, какую у них в деревне поют малые ребята:
-- Дедушка, дедушка, Житный Дед! Принеси нам хлебушка на обед...
Удивился Зяблик: рядом никого нет, а песенка так и звучит в ушах. «Наверное, мне это с голоду померещилось,— думает.— Хорошо бы хоть колосок найти, зёрнышек пожевать...» Но в окрестных полях пусто, весь урожай люди давно убрали. Присел он на краю поля отдохнуть, снял шляпу, глядит, а на ней вместо павлиньего пера пшеничный колосок! Обрадовался ему Зяблик, как родному человеку. Вспомнил он свою деревню, Забаву, подумал, как-то она там одна управляется, и решил вернуться домой.
3
В середине июня бывает «зелёная неделя», во время которой стоят самые длинные дни в году и самые светлые ночи. Ещё её называют «русалья неделя». В старину всю «зелёную неделю» девушки ходили в лес, плели венки, пели песни и водили хороводы. Они были похожи на лесных русалок.
Однажды отправилась в лес со взрослыми девушками и Забава. Шла-шла, да устала и свернула на батюшкино поле. А там и пшеницы не видать — один осот да колючий чертополох. Вдруг слышит чей-то ворчливый голос:
— Ух, ух, травяной дух...
Оглянулась — а в сорняках сидит Житный Дед, колючки из бороды выбирает.
— Забава, умой меня! — говорит.
Принесла девочка воды из родника, стала умывать Житного Деда, а с неба вдруг как хлынет дождик! Вымокла она до нитки, а Житный Дед её не отпускает от себя, привередничает:
— Забава, расчеши мне бороду!
Борода у него наполовину соломенная, наполовину травяная. И так свалялась, что её граблями не расчешешь. Забава все пальцы исколола, но разобрала Житному Деду бороду по прядочкам, в кольца её завила. Ему это понравилось, он и давай в ладоши хлопать да через голову кувыркаться. А сам всё приговаривает:
— Ух, ух, соломенный дух!
И из бороды травинки выдёргивает, а соломинки оставляет. Кувыркался, кувыркался — и пропал. Глядит Забава, а пшеница стала чистая-чистая, куда и сорняки подевались, будто кто их выполол. Только кое-где мелькают в ней васильки, синие-синие...
Пришла пора убирать урожай, а брат всё не возвращается. Разыскала Забава батюшкин серп и пошла в поле. Целый день жала пшеницу и вязала снопы. Жалко соседям девочку, но каждый спешил сначала на своём поле управиться. Дали добрые люди ей лошадь, чтобы снопы на ток перевезти, а тут ночь. Да такая тёмная, ни зги не видать. В темноте и вынырнул откуда-то Житный Дед. Бегает босиком по колючей жниве и в ладоши хлопает:
— Ух, ух, хлебный дух!
Потом взял у Забавы серп и закинул в небо. Зацепился серп за облако, превратился в молодой месяц — светлынь в поле! Сложила Забава на телегу снопы, глядит, а Житный Дед уже на возу. Фыркал, фыркал — и уснул. Так, сонного, и перенесла его Забава в избу, положила на лавку. Утром посмотрела, а на лавке вместо Житного Деда пшеничный сноп лежит. Долго не трогала его Забава, а потом обмолотила и ссыпала зерно в общий закром.
Научилась она и хлебы печь. На вид они были неказистые, но зато съешь кусочек — и сыт.
4
«Где-то сейчас Зяблик? — часто вспоминала Забава.— Может, и поесть ему нечего... Возвращался бы домой!»
Как-то уже глубокой осенью выглянула она в окно — и увидала брата. Был он разутый, раздетый, но шагал бодро и даже напевал незатейливую ребячью песенку:
-- Дедушка, дедушка, Житный Дед,
Принеси нам хлебушка на обед!
А на голове его была шляпа с пером жар-птицы! И только когда Зяблик вошёл в дом, Забава разглядела, что это не перо, а обыкновенный пшеничный колосок.
Больше брат и сестра не разлучались. Как и все деревенские люди, они работали в поле, растили хлеб. И если встречали Житного Деда, то всегда с ним раскланивались: Забава — приветливо, Зяблик — почтительно.
А ещё Зяблик после уборки урожая всегда собирал оброненные колоски. Походит по опустевшему полю, и, глядишь, ещё целый сноп наберёт.
Может быть, с тех пор и появился в народе обычай — последний сноп с поля приносить домой. Его ставят в горнице, в передний угол. Говорят, в этом снопе Житный Дед и зимует. За зиму он так съёжится, что станет не больше пшеничного зерна. А весной просыпается и начинает свою жизнь сначала...