Может, было всё это, может, не было...
Однажды в скворечнике на старой берёзе вывелся чудной скворчонок. Головастый, с большим жёлтым клювом и тремя кудрявыми пёрышками на макушке. Посмотрит скворчиха-мать на эти пёрышки — вроде хохолок, как у жаворонка. А отец посмотрит — прямо петушиный гребень!
Но долго рассматривать им было некогда, они едва успевали носить корм прожорливому сынку. Зато и рос Скворчонок не по дням, не по часам — по минутам! Через день он оперился, через два стал летать, а на третий день взялся всех передразнивать: кошку, лягушку, сивого мерина...
И ведь как, похоже, выходило! Но никому вреда от этого не было, смешно — и только.
Ловко подражал он и певчим птицам, как обычно делают все скворцы. Песен у скворцов много, да все чужие. Но есть одна и своя, заветная, которую бережно передают они из поколения в поколение. Это песня о Родине.
И родители каждое утро, едва взойдёт солнце и в деревне из труб проклюнутся любопытные дымки, пели Скворчонку эту песню. Скворчонок слушал внимательно, но сам её ни разу не спел. Он всё ел да рос. А когда уж и в скворечник не стал пролезать, то показался сам себе не скворцом, а соколом. И улетел из родительского гнезда.
Прошёл слух, будто бы стал он жить у Соловья-разбойника: был у него на побегушках...
Может, было всё это, может, не было. Но говорят, что было. Как-то прибегает в деревню пастушонок Пострелец и рассказывает мужикам: на краю болота, в дупле большого дуба, живут кошки, лягушки и лошади. Ну, кто поверит в такую небылицу?
— Ох уж этот Пострелец! — говорили мужики.— Что-нибудь да выдумает, без проказ ему и жизнь не в жизнь.
Пастушонок и правда, был большой озорник. На козле верхом катался. Петушиные бои устраивал, а хозяйкам говорил, что петухи сами подрались... Но на этот раз Пострелец клялся, что не врёт. Будто бы своими ушами слыхал, как в дупле кто-то мяукает, квакает и ржёт.
Посмеялись над ним мужики, а потом решили посмотреть. И оказалось, что на большом дубу поселился тот самый Скворец, который всех передразнивал, а потом был у Соловья-разбойника на побегушках. Давно известно: с кем поведёшься, от того и наберёшься. Значит, добра от такого соседа ждать нечего.
Так и вышло. Скворец то запоёт петухом над самым ухом у бабы, и та шлёпнется в речку вместе с бельём, которое вышла постирать. То напугает разбойничьим свистом лошадёнку у мужика, и на ней потом ни пахать, ни воду возить: даже тележного скрипа боится.
Да мало ли было неприятностей! Девки и ребятишки со всем перестали ходить за грибами и ягодами. Только войдут в лес —и вдруг какой-нибудь калиновый куст как завоет по-волчьи!
— Был у нас один озорник — Пострелец,— вздыхали люди,— а теперь вот ещё и Скворец на нашу голову...
А Скворец стал такие рулады выводить, прямо как на пастушьем рожке. Отобьётся какая корова от стада, обязательно её в болото заманит. Сколько ребятишек в деревне без молока осталось!
Разозлились мужики и решили убить Скворца.
Как-то прилетел он ранним утром в деревню и уселся на старой берёзе. Взошло румяное солнышко, заблестели на лопухах крупные зёрна росы, и выросли из труб молодые дымки. Такое всё было знакомое, близкое, что у Скворца зашевелились на макушке пёрышки.
И запел он песню, какую ещё в детстве слыхал от родителей:. о вольной воле, о широком поле, о белой берёзе на меже и родном скворечнике среди зелёных ветвей. Он её и раньше потихоньку насвистывал, когда оставался один. А тут забылся и пел во весь голос!
Услыхали его Песню мужики, вышли на улицу да и заслушались:
— Как поёт разбойник, а!
И решили: пусть живёт!
Слушал Скворца и Пострелец. Он сидел на лесной опушке, приглядывал за стадом и мастерил лук со стрелами. «Убью разбойника и прославлюсь, как Илья Муромец!» думал он.
И уже представлял, как подстережёт Скворца на большом дубу и пустит в него из лука стрелу. Засвистит стрела —и вонзится ему прямо в кудрявый хохолок. Потом привезёт его в суме перемётной в деревню, бросит на выгоне. Придут люди посмотреть, удивятся: такая кроха, а столько бед натворил! Будет Скворец лежать на зелёной траве, словно чёрный камушек...
А Скворец всё пел и пел. А Пострелец слушал и строгал ореховую ветку — делал стрелу для лука. Но у него вместо стрелы получилась звонкая дудочка.
С этого дня и пошло всё по-другому. Заиграет Пострелец на дудочке, тут же запоёт и Скворец. А если Скворец запоёт первым, Пострелец ему на дудочке подыгрывает. Даже проказничать оба стали меньше: некогда!
Может, было всё это, может, не было... Но до сих пор ещё среди скворцов встречаются такие пересмешники, что умеют подражать не только пастушьему рожку или ржанию коня, но даже человеческим голосам. А когда весной из заморских стран прилетает на Куликово поле самый первый скворец, послушать его песню люди выходят всей деревней — и взрослые и дети.
И какой-нибудь сивый дедушка, улыбнувшись, скажет:
— Как поёт разбойник, а!
А другой добавит:
— Домой вернулся, вот и поёт!
И кто-нибудь из них непременно расскажет ребятам сказку про Скворца и Пострельца.
Однажды в скворечнике на старой берёзе вывелся чудной скворчонок. Головастый, с большим жёлтым клювом и тремя кудрявыми пёрышками на макушке. Посмотрит скворчиха-мать на эти пёрышки — вроде хохолок, как у жаворонка. А отец посмотрит — прямо петушиный гребень!
Но долго рассматривать им было некогда, они едва успевали носить корм прожорливому сынку. Зато и рос Скворчонок не по дням, не по часам — по минутам! Через день он оперился, через два стал летать, а на третий день взялся всех передразнивать: кошку, лягушку, сивого мерина...
И ведь как, похоже, выходило! Но никому вреда от этого не было, смешно — и только.
Ловко подражал он и певчим птицам, как обычно делают все скворцы. Песен у скворцов много, да все чужие. Но есть одна и своя, заветная, которую бережно передают они из поколения в поколение. Это песня о Родине.
И родители каждое утро, едва взойдёт солнце и в деревне из труб проклюнутся любопытные дымки, пели Скворчонку эту песню. Скворчонок слушал внимательно, но сам её ни разу не спел. Он всё ел да рос. А когда уж и в скворечник не стал пролезать, то показался сам себе не скворцом, а соколом. И улетел из родительского гнезда.
Прошёл слух, будто бы стал он жить у Соловья-разбойника: был у него на побегушках...
Может, было всё это, может, не было. Но говорят, что было. Как-то прибегает в деревню пастушонок Пострелец и рассказывает мужикам: на краю болота, в дупле большого дуба, живут кошки, лягушки и лошади. Ну, кто поверит в такую небылицу?
— Ох уж этот Пострелец! — говорили мужики.— Что-нибудь да выдумает, без проказ ему и жизнь не в жизнь.
Пастушонок и правда, был большой озорник. На козле верхом катался. Петушиные бои устраивал, а хозяйкам говорил, что петухи сами подрались... Но на этот раз Пострелец клялся, что не врёт. Будто бы своими ушами слыхал, как в дупле кто-то мяукает, квакает и ржёт.
Посмеялись над ним мужики, а потом решили посмотреть. И оказалось, что на большом дубу поселился тот самый Скворец, который всех передразнивал, а потом был у Соловья-разбойника на побегушках. Давно известно: с кем поведёшься, от того и наберёшься. Значит, добра от такого соседа ждать нечего.
Так и вышло. Скворец то запоёт петухом над самым ухом у бабы, и та шлёпнется в речку вместе с бельём, которое вышла постирать. То напугает разбойничьим свистом лошадёнку у мужика, и на ней потом ни пахать, ни воду возить: даже тележного скрипа боится.
Да мало ли было неприятностей! Девки и ребятишки со всем перестали ходить за грибами и ягодами. Только войдут в лес —и вдруг какой-нибудь калиновый куст как завоет по-волчьи!
— Был у нас один озорник — Пострелец,— вздыхали люди,— а теперь вот ещё и Скворец на нашу голову...
А Скворец стал такие рулады выводить, прямо как на пастушьем рожке. Отобьётся какая корова от стада, обязательно её в болото заманит. Сколько ребятишек в деревне без молока осталось!
Разозлились мужики и решили убить Скворца.
Как-то прилетел он ранним утром в деревню и уселся на старой берёзе. Взошло румяное солнышко, заблестели на лопухах крупные зёрна росы, и выросли из труб молодые дымки. Такое всё было знакомое, близкое, что у Скворца зашевелились на макушке пёрышки.
И запел он песню, какую ещё в детстве слыхал от родителей:. о вольной воле, о широком поле, о белой берёзе на меже и родном скворечнике среди зелёных ветвей. Он её и раньше потихоньку насвистывал, когда оставался один. А тут забылся и пел во весь голос!
Услыхали его Песню мужики, вышли на улицу да и заслушались:
— Как поёт разбойник, а!
И решили: пусть живёт!
Слушал Скворца и Пострелец. Он сидел на лесной опушке, приглядывал за стадом и мастерил лук со стрелами. «Убью разбойника и прославлюсь, как Илья Муромец!» думал он.
И уже представлял, как подстережёт Скворца на большом дубу и пустит в него из лука стрелу. Засвистит стрела —и вонзится ему прямо в кудрявый хохолок. Потом привезёт его в суме перемётной в деревню, бросит на выгоне. Придут люди посмотреть, удивятся: такая кроха, а столько бед натворил! Будет Скворец лежать на зелёной траве, словно чёрный камушек...
А Скворец всё пел и пел. А Пострелец слушал и строгал ореховую ветку — делал стрелу для лука. Но у него вместо стрелы получилась звонкая дудочка.
С этого дня и пошло всё по-другому. Заиграет Пострелец на дудочке, тут же запоёт и Скворец. А если Скворец запоёт первым, Пострелец ему на дудочке подыгрывает. Даже проказничать оба стали меньше: некогда!
Может, было всё это, может, не было... Но до сих пор ещё среди скворцов встречаются такие пересмешники, что умеют подражать не только пастушьему рожку или ржанию коня, но даже человеческим голосам. А когда весной из заморских стран прилетает на Куликово поле самый первый скворец, послушать его песню люди выходят всей деревней — и взрослые и дети.
И какой-нибудь сивый дедушка, улыбнувшись, скажет:
— Как поёт разбойник, а!
А другой добавит:
— Домой вернулся, вот и поёт!
И кто-нибудь из них непременно расскажет ребятам сказку про Скворца и Пострельца.