Алёша Снопок — добрая душа. Кто только из деревенских ребятишек не катался с ним на тракторе! Увидит он на дороге или на лугу какого-нибудь карапуза, обязательно остановится:
— Садись, прокачу!
А того уговаривать не надо, мигом вскарабкается в кабину. И помчатся они на колхозный двор или в поле.
Чаще других встречается ему на пути первоклассник Филя. Прошлым летом он всё с командированным шофёром катался, а когда тот уехал, стал за Алёшей ходить по пятам. Рубаха у мальчишки всегда нараспашку, штаны на коленках пузырями... А глаза доверчивые, приветливые.
Алёша и сам рос таким же. Бывало, едва травка пробьется весной, а он уже босиком бегает. Мать, конечно, ворчит на него: «Ты что это выдумал, простудиться захотел?» А Алёше жалко было первую травку каблуками притаптывать. Он даже в школу ходил босиком, а сандалии носил вместе с книжками в портфеле.
Любимым предметом у него была ботаника, а любимым растением горох. В какой карман ни сунет руку, везде у него горох. «Снопок, дай горошку!» — ребята, бывало, просят. И он всех оделял.
Но Алёша носил с собой горох не только для угощения. Он не мог спокойно видеть пустое место на земле: обязательно сделает хворостиной ямку и горошину посадит. Вот и росли Алёшины горохи по всей деревне — возле школы вдоль дороги, на пустырях... А вокруг его избы горох вырастал сплошным зелёным кольцом: и на изгородь карабкается, и возле стен по верёвочкам вьётся. До самой крыши добирался! Посмотрят люди со стороны — не изба, а зелёный дворец. В таком впору только сказочному царю Гороху жить.
— Быть тебе агрономом, Снопок! — предсказывали односельчане.
А он годам к тринадцати неожиданно увлёкся техникой.
Научился водить отцовский трактор, чинил ребятам велосипеды, а однажды собрал из старых запчастей небольшой насос — школьный огород поливать.
Как-то облюбовали они с ребятами старенький тракторишко, который уже отслужил свой век и сиротливо стоял во дворе колхозной мастерской. Заявились гурьбой к председателю и попросили отдать трактор в школу.
— Да зачем вам эта груда железок, для баловства, что ли?— недоумевал председатель.
— А мы его оживим! — Алёша вперёд выступает.
Окинул председатель взглядом худенькую фигурку паренька, спутанные, давно не стриженные волосы, которые лежали на его голове соломенными прядками, подумал о чём-то, улыбнулся.
— Ишь ты какой... «оживим»! Ладно, забирайте трактор. Если оживите да ещё водить научитесь, премию дам.
— А назад его у нас не заберёте?
— Ну зачем же. Передаю в полную вашу собственность
В школьную мастерскую привезли списанный трактор на буксире. Всё лето учитель труда, Алёша и еще несколько ребят «колдовали» над ним. Клепали, паяли, меняли запчасти. Узнав о ребячьей затее, стал захаживать к школьникам кузнец Старый Иван, советовал, что и как лучше сделать. И к осени трактор снова ожил!
Правда, заводился он с трудом. Сначала долго и протяжно выл, а потом фыркал, вот так: у-у-у-у-у... х-ты, х-ты, х-ты. Ребята и прозвали его: трактор марки «Ух-ты!». Но зато и покатались они на нём! И не только катались: картофельные грядки на школьном огороде распахивали, капусту возили в овощехранилище...
После десятилетки Алёша стал трактористом. Работал он на новеньком тракторе «Беларусь». Носится на нем по полевым дорогам, как на большой ярко-синей птице—так и перелетает через все канавки и ухабы.
— Алёша, а моя мамка говорит, что в тебе молодая сила играет, вот ты и лётаешь на тракторе, как угорелый,— поделился с ним простодушный Филя.
Тракторист засмеялся:
— Дело не в силе. Быстро едешь — меньше горючего расходуешь.
Филя задумался, потом недоверчиво посмотрел на тракториста: не разыгрывает ли он его?
— Не веришь?— обернулся к мальчику Алёша,— Ну, как бы тебе объяснить... Вот возьми булочку, ешь её и иди по дороге. Потом, когда съешь, вернись на прежнее место и начинай есть ещё одну такую же булочку. А сам бегом беги. Пока вторую булочку доешь, намного дальше убежишь, чем в первый раз, правильно? Так и трактор...
— Ох и придумщик ты, Алёша!
— Кто я? Да у меня каждое слово взаправдашнее.
Однажды поехал Алёша обрабатывать культиватором дальнее поле, на котором должны были сеять горох. Филя тоже с ним напросился. Ехали-ехали по полевой дороге, а вокруг всё пашня да пашня.
— Пусто как...—Филя говорит.
— Это в поле-то пусто?— удивился Алёша.— Смотреть не умеешь. Гляди-ка, мамонты!
— Где? — Филя глаза таращит.
— Да вон, у дороги...
Смотрит Филя, а там и правда, точно мамонты, дремлют прошлогодние соломенные стога, греют свои крутые бока на солнышке.
Потом они слушали жаворонков. Видели суслика. Повстречали зайца с клочками старой шерсти на боках.
— Здорово, Косой! — крикнул Алёша.
Но заяц, не оглядываясь, промчался к соседнему перелеску.
— Ишь, застеснялся... Шубка-то у него драная, ещё облинять не успел. А то бы он остановился, это мой знакомый заяц.
Вертит Филя головой налево и направо: поле-то, оказывается, живое! Хотя и не засеянное ещё.
А тракторист продолжал рассказывать:
— Вчера я приезжал сюда под вечер, и знаешь кого встретил? Царя Гороха!
— Какого ещё царя Гороха?
— Самого настоящего. Сам подумай: где же ему и быть, как не на гороховом поле. Знаешь, Филя, вылез я из трактора, стою и думаю: как же завтра работать-то? Наверняка ночью дождик пойдёт: небо нахмурилось, тучки везде разбросаны, точно копны старой соломы. Иду по краю поля, задумался... И вдруг чуть не столкнулся со старичком нос к носу! Он тоже по краю поля ходил. Гляжу и дивлюсь: какой-то старичок невзаправдашний. Мундир на нём зелёный, а на мундире пуговицы в четыре ряда и все мелкие, как горошины. А сам приземистый такой, круглый и тоже весь зелёный — и руки, и лицо, и длинные усы...-А на кончиках усов белые цветочки, точно две бабочки сидят. Ну, я, конечно, не испугался, а оторопь, чую, берет. Но виду не подаю.
«Здравствуй, дедушка,— говорю,—Погода-то какая не-важная... А мне завтра это поле надо культивировать, да после дождя-то сюда и не влезешь. Утонешь вместе с трактором».
«Добрый вечер, Алёша, добрый вечер,— старичок мне отвечает,— Подожди минутку, я и сам беспокоюсь о том же...»
Чудно мне стало: ну и оказия... даже имя мое знает! А зелёный старичок махнул ладошкой (не мешай, дескать) и забормотал что-то. Слышу, вроде стихи читает:
Я на небушко взойду —
Вмиг порядок наведу:
Размету дорожку,
Посыплю горошку,
Положу краюшку хлеба —
Вот и станет ясным небо!
Пошептал, пошептал — и исчез. Возвращаюсь я домой и всё думаю: чего только в поле не пригрезится! Да особенно вечером...
Подъезжаю к деревне, взглянул на небо, а оно, не поверишь, чистое-чистое! Ни соринки на нём, ни пылинки. Только звёзды вдоль Млечного Пути, как горох, рассыпаны. Пусто так, будто их горстями накидали. И краюшка хлеба — месяц— рядышком лежит. Тут я и вспомнил: как стихи-то царь Горох бормотал:
«Посыплю горошку,
Положу краюшку хлеба...»
Всё ведь сделал, как говорил! Ишь, какая славная погодка установилась. Вот мы сегодня и поработаем, а?
Рассказывает Алёша, а сам на мальчика поглядывает: слушает ли? Филя слушал, да ещё как: и уши и глаза нараспашку. И довольный Алёша, подмигнув ему, продолжал:
— Но это ещё не всё... В кабине-то я свёрток нашёл. Развернул газету, а там пироги с горохом. Вкусны — прямо царские! Да вот сам попробуй, они у меня ещё остались.
И Алёша вынул из свёртка румяный пирожок с гороховой начинкой, подал мальчику. Откусил Филя — и правда, вкусно. И невдомёк ему, что пироги-то Алёша из дому прихватил.
Целый день они пробыли в поле. Едут из края в край, а пашне и конца не видно. Трактор двигался ровно, неторопливо, а сзади него поскрипывал культиватор: рыхлил блестящими дисками землю, подрезал корни сорняками. Алёша и Филе дал трактор поводить, только поверх его рук положил на штурвал свои.
Здесь же, в поле, и обедали. Съели все пироги с горохом, выпили весь чай из термоса. Филя даже уснул на соломе возле стога. Накрыл его Алёша фуфайкой: умаялся, работничек, ишь как посапывает...
Домой возвращались уже в сумерках.
— Алёша, а где же сейчас-то царь Горох?— спросил Филя.
Тракторист взглянул на его чумазое лицо, хотел улыбнуться, но сдержался и серьёзно отвечал:
— Где-нибудь в другом месте людям помогает. Куликово поле большое...
Задумался Филя. Ему вдруг очень захотелось сделать что-нибудь сказочное. Но ничего подходящего в голову не приходило. И он, распрощавшись с Алёшей, побежал на речку. Там мальчик долго и старательно умывался, тёр песком грязные руки, приглаживал лохматые волосы на голове.
«Приду домой чистый-пречистый! — радостно думал он,— Вот мамка удивится... Скажет: ну и Филя! Всегда зачучканный с улицы приходит, а тут на тебе —как огуречик!»
А в ушах его всё ещё стоял басовитый гул трактора, в который вплетались зелёными травинками свист сусликов, песни жаворонков и добродушный голос его нового друга — Алёши Снопка.
— Садись, прокачу!
А того уговаривать не надо, мигом вскарабкается в кабину. И помчатся они на колхозный двор или в поле.
Чаще других встречается ему на пути первоклассник Филя. Прошлым летом он всё с командированным шофёром катался, а когда тот уехал, стал за Алёшей ходить по пятам. Рубаха у мальчишки всегда нараспашку, штаны на коленках пузырями... А глаза доверчивые, приветливые.
Алёша и сам рос таким же. Бывало, едва травка пробьется весной, а он уже босиком бегает. Мать, конечно, ворчит на него: «Ты что это выдумал, простудиться захотел?» А Алёше жалко было первую травку каблуками притаптывать. Он даже в школу ходил босиком, а сандалии носил вместе с книжками в портфеле.
Любимым предметом у него была ботаника, а любимым растением горох. В какой карман ни сунет руку, везде у него горох. «Снопок, дай горошку!» — ребята, бывало, просят. И он всех оделял.
Но Алёша носил с собой горох не только для угощения. Он не мог спокойно видеть пустое место на земле: обязательно сделает хворостиной ямку и горошину посадит. Вот и росли Алёшины горохи по всей деревне — возле школы вдоль дороги, на пустырях... А вокруг его избы горох вырастал сплошным зелёным кольцом: и на изгородь карабкается, и возле стен по верёвочкам вьётся. До самой крыши добирался! Посмотрят люди со стороны — не изба, а зелёный дворец. В таком впору только сказочному царю Гороху жить.
— Быть тебе агрономом, Снопок! — предсказывали односельчане.
А он годам к тринадцати неожиданно увлёкся техникой.
Научился водить отцовский трактор, чинил ребятам велосипеды, а однажды собрал из старых запчастей небольшой насос — школьный огород поливать.
Как-то облюбовали они с ребятами старенький тракторишко, который уже отслужил свой век и сиротливо стоял во дворе колхозной мастерской. Заявились гурьбой к председателю и попросили отдать трактор в школу.
— Да зачем вам эта груда железок, для баловства, что ли?— недоумевал председатель.
— А мы его оживим! — Алёша вперёд выступает.
Окинул председатель взглядом худенькую фигурку паренька, спутанные, давно не стриженные волосы, которые лежали на его голове соломенными прядками, подумал о чём-то, улыбнулся.
— Ишь ты какой... «оживим»! Ладно, забирайте трактор. Если оживите да ещё водить научитесь, премию дам.
— А назад его у нас не заберёте?
— Ну зачем же. Передаю в полную вашу собственность
В школьную мастерскую привезли списанный трактор на буксире. Всё лето учитель труда, Алёша и еще несколько ребят «колдовали» над ним. Клепали, паяли, меняли запчасти. Узнав о ребячьей затее, стал захаживать к школьникам кузнец Старый Иван, советовал, что и как лучше сделать. И к осени трактор снова ожил!
Правда, заводился он с трудом. Сначала долго и протяжно выл, а потом фыркал, вот так: у-у-у-у-у... х-ты, х-ты, х-ты. Ребята и прозвали его: трактор марки «Ух-ты!». Но зато и покатались они на нём! И не только катались: картофельные грядки на школьном огороде распахивали, капусту возили в овощехранилище...
После десятилетки Алёша стал трактористом. Работал он на новеньком тракторе «Беларусь». Носится на нем по полевым дорогам, как на большой ярко-синей птице—так и перелетает через все канавки и ухабы.
— Алёша, а моя мамка говорит, что в тебе молодая сила играет, вот ты и лётаешь на тракторе, как угорелый,— поделился с ним простодушный Филя.
Тракторист засмеялся:
— Дело не в силе. Быстро едешь — меньше горючего расходуешь.
Филя задумался, потом недоверчиво посмотрел на тракториста: не разыгрывает ли он его?
— Не веришь?— обернулся к мальчику Алёша,— Ну, как бы тебе объяснить... Вот возьми булочку, ешь её и иди по дороге. Потом, когда съешь, вернись на прежнее место и начинай есть ещё одну такую же булочку. А сам бегом беги. Пока вторую булочку доешь, намного дальше убежишь, чем в первый раз, правильно? Так и трактор...
— Ох и придумщик ты, Алёша!
— Кто я? Да у меня каждое слово взаправдашнее.
Однажды поехал Алёша обрабатывать культиватором дальнее поле, на котором должны были сеять горох. Филя тоже с ним напросился. Ехали-ехали по полевой дороге, а вокруг всё пашня да пашня.
— Пусто как...—Филя говорит.
— Это в поле-то пусто?— удивился Алёша.— Смотреть не умеешь. Гляди-ка, мамонты!
— Где? — Филя глаза таращит.
— Да вон, у дороги...
Смотрит Филя, а там и правда, точно мамонты, дремлют прошлогодние соломенные стога, греют свои крутые бока на солнышке.
Потом они слушали жаворонков. Видели суслика. Повстречали зайца с клочками старой шерсти на боках.
— Здорово, Косой! — крикнул Алёша.
Но заяц, не оглядываясь, промчался к соседнему перелеску.
— Ишь, застеснялся... Шубка-то у него драная, ещё облинять не успел. А то бы он остановился, это мой знакомый заяц.
Вертит Филя головой налево и направо: поле-то, оказывается, живое! Хотя и не засеянное ещё.
А тракторист продолжал рассказывать:
— Вчера я приезжал сюда под вечер, и знаешь кого встретил? Царя Гороха!
— Какого ещё царя Гороха?
— Самого настоящего. Сам подумай: где же ему и быть, как не на гороховом поле. Знаешь, Филя, вылез я из трактора, стою и думаю: как же завтра работать-то? Наверняка ночью дождик пойдёт: небо нахмурилось, тучки везде разбросаны, точно копны старой соломы. Иду по краю поля, задумался... И вдруг чуть не столкнулся со старичком нос к носу! Он тоже по краю поля ходил. Гляжу и дивлюсь: какой-то старичок невзаправдашний. Мундир на нём зелёный, а на мундире пуговицы в четыре ряда и все мелкие, как горошины. А сам приземистый такой, круглый и тоже весь зелёный — и руки, и лицо, и длинные усы...-А на кончиках усов белые цветочки, точно две бабочки сидят. Ну, я, конечно, не испугался, а оторопь, чую, берет. Но виду не подаю.
«Здравствуй, дедушка,— говорю,—Погода-то какая не-важная... А мне завтра это поле надо культивировать, да после дождя-то сюда и не влезешь. Утонешь вместе с трактором».
«Добрый вечер, Алёша, добрый вечер,— старичок мне отвечает,— Подожди минутку, я и сам беспокоюсь о том же...»
Чудно мне стало: ну и оказия... даже имя мое знает! А зелёный старичок махнул ладошкой (не мешай, дескать) и забормотал что-то. Слышу, вроде стихи читает:
Я на небушко взойду —
Вмиг порядок наведу:
Размету дорожку,
Посыплю горошку,
Положу краюшку хлеба —
Вот и станет ясным небо!
Пошептал, пошептал — и исчез. Возвращаюсь я домой и всё думаю: чего только в поле не пригрезится! Да особенно вечером...
Подъезжаю к деревне, взглянул на небо, а оно, не поверишь, чистое-чистое! Ни соринки на нём, ни пылинки. Только звёзды вдоль Млечного Пути, как горох, рассыпаны. Пусто так, будто их горстями накидали. И краюшка хлеба — месяц— рядышком лежит. Тут я и вспомнил: как стихи-то царь Горох бормотал:
«Посыплю горошку,
Положу краюшку хлеба...»
Всё ведь сделал, как говорил! Ишь, какая славная погодка установилась. Вот мы сегодня и поработаем, а?
Рассказывает Алёша, а сам на мальчика поглядывает: слушает ли? Филя слушал, да ещё как: и уши и глаза нараспашку. И довольный Алёша, подмигнув ему, продолжал:
— Но это ещё не всё... В кабине-то я свёрток нашёл. Развернул газету, а там пироги с горохом. Вкусны — прямо царские! Да вот сам попробуй, они у меня ещё остались.
И Алёша вынул из свёртка румяный пирожок с гороховой начинкой, подал мальчику. Откусил Филя — и правда, вкусно. И невдомёк ему, что пироги-то Алёша из дому прихватил.
Целый день они пробыли в поле. Едут из края в край, а пашне и конца не видно. Трактор двигался ровно, неторопливо, а сзади него поскрипывал культиватор: рыхлил блестящими дисками землю, подрезал корни сорняками. Алёша и Филе дал трактор поводить, только поверх его рук положил на штурвал свои.
Здесь же, в поле, и обедали. Съели все пироги с горохом, выпили весь чай из термоса. Филя даже уснул на соломе возле стога. Накрыл его Алёша фуфайкой: умаялся, работничек, ишь как посапывает...
Домой возвращались уже в сумерках.
— Алёша, а где же сейчас-то царь Горох?— спросил Филя.
Тракторист взглянул на его чумазое лицо, хотел улыбнуться, но сдержался и серьёзно отвечал:
— Где-нибудь в другом месте людям помогает. Куликово поле большое...
Задумался Филя. Ему вдруг очень захотелось сделать что-нибудь сказочное. Но ничего подходящего в голову не приходило. И он, распрощавшись с Алёшей, побежал на речку. Там мальчик долго и старательно умывался, тёр песком грязные руки, приглаживал лохматые волосы на голове.
«Приду домой чистый-пречистый! — радостно думал он,— Вот мамка удивится... Скажет: ну и Филя! Всегда зачучканный с улицы приходит, а тут на тебе —как огуречик!»
А в ушах его всё ещё стоял басовитый гул трактора, в который вплетались зелёными травинками свист сусликов, песни жаворонков и добродушный голос его нового друга — Алёши Снопка.
